Историческая политика — набор практик, с помощью которых находящиеся у власти политические силы, используя административные и финансовые ресурсы государства, стремятся утвердить определенные интерпретации исторических событий как доминирующие^[1]. Термин появился в Германии в 1980-х годах, в начале XXI века был заимствован и стал широко использоваться в Польше, где идеи проведения специфической исторической политики приобрели значительную поддержку^[2]. К концу первого десятилетия этот термин стал активно применяться исследователями для описания процессов и практик в политике посткоммунистических государств Восточной Европы^[3].

Критики методов исторической политики считают, что само это понятие существенно отличается от понятий «политизации истории» и «политики памяти», и что речь идет преимущественно о политическом феномене, который должен изучаться, прежде всего, как часть политики^[1].

Происхождение и механизмы

Особенности ситуации в Восточной Европе

Явление исторической политики характерно для плюралистических обществ, в которых невозможна прямая идеологическая монополия, реализуемая средствами цензуры и административного контроля над профессиональной историографией^[1]. Хотя тенденция к политизации истории имеет место во многих странах, однако именно в Восточной Европе использование истории в политических целях приобрело в начале XXI века ярко выраженный характер. Это связано с рядом особенностей посткоммунистических стран этого региона, и в первую очередь с проблемами, возникающими при попытках ускоренного создания новых национальных идентичностей в процессе строительства национальных государств. Для некоторых стран региона ситуация осложняется наличием серьёзного раскола по культурным или этническим признакам. Свою роль играет также слабость внутренних общественных механизмов, которые могли бы препятствовать вмешательству политиков в профессиональные вопросы историографии, образования, культуры и т.п.

Происхождение термина

В начале 1980-х годов канцлер Германии Гельмут Коль пытался добиться «морально-политического поворота» и более позитивного характера немецкого патриотизма, что вызвало т.н. «спор историков» (Historikerstreit) о причинах возникновения нацизма и о Второй мировой войне. В ходе этих дискуссий возник термин «историческая политика» («Geschichtspolitik»), который использовали оппоненты предлагавшейся политики, вследствие чего сам термин приобрел отчетливо критический характер.

В 2004 году группа польских историков выступила с инициативой разработки и проведения активной исторической политики. Термин «историческая политика» («polityka historyczna») был заимствован ими из немецкого «Geschichtspolitik». При этом, в отличие от Германии, в Польше термин «историческая политика» был использован самими инициаторами и сторонниками такой политики, т.е. применялся как самоназвание^[1][2]. Вслед за Польшей приемы и методы исторической политики стали широко использоваться в других восточноевропейских странах, что привело и к активному использованию самого понятия «историческая политика».

Методы

Критики исторической политики выделяют следующие приемы и механизмы, используемые для ее проведения^[1][4]:

• организация институтов национальной памяти и учреждений, схожих с ними по функциям и принципам организации (в Польше, на Украине и других странах);
• создание специальных музеев под прямым патронатом определенных политических сил (Музей варшавского восстания, Дом террора в Будапеште, музеи оккупации на Украине, в странах Прибалтики и т.д.);
• принятие законов, закрепляющих ту или иную трактовку исторических событий как единственно верную (например, закон «О голодоморе 1932—1933 годов в Украине»^[5], введение уголовной ответственности в Литве за «одобрение советской и нацистской агрессии»^[6] и т.п.);
• использование финансовых рычагов (финансирование проектов, осуществляемых по политическому заказу, предоставление высокооплачиваемых должностей и т.п.);
• ограничение доступа к архивам;
• использование контроля над СМИ;
• использование контроля над системой образования;
• воздействие на символическую сферу (создание и продвижение пантеона исторических личностей, учреждение памятных дней, проведение акций памяти, использование государственной и национальной символики и т.п.).

Идеологические основания и мотивы

В идеологическом обеспечении исторической политики выделяют следующие постулаты^[1]:

• История и память представляются как арена политической борьбы с внешним и внутренним противником. Этим оправдывается отступление от принципов профессиональной этики, ограничение свободы высказывания, изменение принципов финансирования.
• Поскольку считается очевидным, что внешний противник стремится утвердить свою враждебную интерпретацию событий прошлого, долг историков — солидарно противостоять этой опасности, главным образом через отстаивание противоположных аргументов. Это приводит к разрушению пространства для диалога внутри страны и к нагнетанию конфликтности в отношениях с внешним миром.
• Оправданием исторической политики служат ссылки на плачевное состояние патриотизма и преподавания истории в школе, что, в свою очередь, используется как аргумент для отказа от плюрализма в учебниках и концепциях.

Историк Алексей Миллер следующим образом описывает и иллюстрирует подход сторонников исторической политики:

в 2003 г. Анджей Новак опубликовал статью в правительственной польской газете «Речь Посполитая», в которой он написал, что возникает серьёзная угроза: „Немцы и русские в последнее время стали что-то пересматривать в своем историческом нарративе и, похоже, собираются расстаться с фиксированной ролью палачей, с признанием того, что они плохие ребята в этой истории. А нам обязательно нужно эту тенденцию предотвратить, и нужно их в этой роли плохих ребят зафиксировать“. В общем, это одна из линий, которую в исторической политике можно проследить вплоть до сегодняшнего дня: зафиксировать себя в роли жертвы, а кого-то специально подобранного – в роли палача^[7].

Историческая политика в России

По мнению А. И. Миллера, историческая политика в России в начале первого десятилетия XXI века развивалась менее интенсивно, чем в соседних восточноевропейских странах, но в середине этого десятилетия проявились серьёзные признаки ее активизации^[1]:

• выход так называемого «учебника Филиппова»^[8];
• создание Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России;
• попытки инициировать выявление «фальсификаторов» в среде профессиональных историков;
• создание таких фондов как «Историческая память» под руководством Александра Дюкова;

Мнения российских историков и общественных деятелей по поводу создания «Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории» разделились, звучали диаметрально противоположные оценки. Следует отметить, что за время, прошедшее с момента создания эта комиссия не проявила особой активности^[9].

Наряду с критиками методов исторической политики в России есть и сторонники ее проведения. Так, историк А. Р. Дюков рассматривает политизацию истории как серьёзный вызов и считает уместной ответную постановку задач в области исторической политики (подчеркивая, что для России эта политика является вынужденной реакцией на проведение исторической политики восточноевропейскими странами):

Одной из главных задач в области исторической политики, и соответственно, одной из главных задач комиссии, мне представляется формирование научной школы изучения истории наших бывших советских республик и бывших стран ОВД. Сейчас ситуация здесь поистине катастрофическая: специалистов в этой области можно пересчитать по пальцам. Количество изданий по данной тематике ничтожно. Пока существует такое положение дел, мы на государственном уровне не сможем противодействовать фальсификациям, которые ведут политики и организации, специально созданные для этого за рубежом, — потому что «бог на стороне больших батальонов», увы^[10].

Некоторые методы из набора средств исторической политики предлагались к использованию авторами и сторонниками программы Совета при Президенте РФ по правам человека. Эта программа (называемая также программой «десталинизации» или программой Федотова) вызвала противоречивые отклики в российском обществе, но практических мер в осуществление этой программы не предпринималось.

К проявлениям исторической политики примыкают^[11] также и методы, использованные в кампании вокруг учебного пособия А. С. Барсенкова и А. И. Вдовина, развернувшейся осенью 2010 года (критики кампании указывали на призывы перейти от исторической дискуссии к административным мерам, требования уволить авторов из МГУ и запретить их учебное пособие, угрозы судебного преследования авторов^{[12][11][13][14][15]}). Большая часть прозвучавших предложений и угроз не получили продолжения (как и в описанных выше случаях комиссии по борьбе с фальсификациями истории и программы совета при Президенте по правам человека).

См. также

• Институт национальной памяти — Комиссия по расследованию преступлений против польского народа
• Украинский институт национальной памяти
• Музей оккупации Латвии
• Музей оккупаций (Таллин)
• Музей советской оккупации (Тбилиси)
• Музей советской оккупации (Киев)
• Дом террора
• Коммунистические преступления (законодательство Польши)
• Голодомор в политике
• Преодоление прошлого
• Фальсификация истории
• Комиссия по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России
• Антинорманизм
• Damnatio memoriae

Примечания