Окончил Московский областной педагогический институт имени Крупской (филологический факультет). Работал в отделах поэзии журналов «Юность» и «Новый мир». Печататься начал с 1958. Первая книга («Из трех тетрадей») вышла в 1976 г. Затем издавались сборники «Слуховое окно» (1983), «Ветром и пеплом» (1989), «Пробегающий пейзаж» (1997), «Фифиа» (2003), книга избранных произведений «Из сих пределов» (2005), поэма «Однофамилец» (2008). В советское время зарабатывал на жизнь стихотворным переводом, хотя его лирика получила самую высокую оценку ещё в начале 70-х годов XX века (Александр Галич, Наум Коржавин, Юнна Мориц).
Олег Чухонцев — лауреат Государственной премии Российской Федерации (1993), Пушкинской премии фонда Альфреда Тёпфера (1999) и Пушкинской премии России (2003).
«Поэзия Чухонцева в каком-то смысле необходима русской культуре как один из вариантов творческого пути, ориентированного на традиционные ценности. Речь не идет о готовых ценностях. Традиционность Чухонцева — в обращенности взгляда вспять, в самой потребности черпать из прошлого. При этом Чухонцев — сам всегда в начале этого пути и не смеет подводить итогов. Он постоянно в поисках языка, который в результате всякий раз неузнаваем. Чухонцев не „закрывает“ своего языка, доводя до совершенства собственную интонацию, — он не „заражает“ читателя собой. Этим он исключительно плодотворен для читателей и собратьев по перу. Чухонцев отдаривает за читательское погружение в свои стихи образом той перспективы, на пути к которой нет первых и последних»[1] — Владимир Козлов, «Новый мир», 2008.
«Если поэзия — служение, если имеется какой-то смысл в рифмовании слов родного языка, то Чухонцев не стремится возвысить простого читателя до себя. Нет: он дает ему возможность ощутить и себя немного поэтом, осознать, что некое тайное значение содержится в трогательных и жалких воспоминаниях детства, в тоске по дому, в невозвратимости нехитрого человеческого счастья. Не надо никого проклинать, никого не надо судить или винить. Что же надо? Присесть у окна в сад (возможно, уже и не существующий), вглядеться в сырую тьму с бликами то ли светлячков, то ли звезд»[2] — Бахыт Кенжеев, «Арион», 1996.
Дом поэта Олега Чухонцева в Павловском Посаде
«… базис поэтики Чухонцева — это, казалось бы, честный мейнстрим советской поэзии, это, если угодно, Твардовский; но — в отличие от автора „Василия Теркина“, которого я вовсе не хочу принизить, — Чухонцев осознает место этой поэтики в широком культурном контексте и сложность самого контекста и играет с этой сложностью. И в результате его „неореализм“ сам по себе также открывает перед поэтом новые и неожиданные возможности. Конечно, для любовной, к примеру, лирики он подходит плохо — любовные стихи Чухонцева сравнительно малоудачны; не слишком вдохновляют и его философские рассуждения. Но вот такое сочетание экзистенциальной остроты с натуралистической жесткостью — кому ещё оно доступно? — и уж это-то настоящая поэзия …»[3] — Валерий Шубинский, «Критическая Масса», 2004.
Книги Олега Чухонцева
Олег Чухонцев. Из трех тетрадей. — М.: Советский писатель, 1976. — 128 с.
Олег Чухонцев. Слуховое окно. — М.: Советский писатель, 1983. — 136 с.
Олег Чухонцев. Ветром и пеплом. — М.: Современник, 1989. — 126 с.
Олег Чухонцев. Стихотворения. — М.: Художественная литература, 1989. — 303 с.
Олег Чухонцев. Пробегающий пейзаж. — СПб.: ИНА-Пресс, 1997. — 272 с.
Олег Чухонцев. Фифиа. — СПб.: Пушкинский фонд, 2003. — 48 с.