20-10-2023
Фейкло́р (от англ. fake — «поддельный, подложный» и folklore — фольклор), псе́вдофолькло́р, фальшло́р, квазифольклор[2] — недостоверный, искусственно созданный фольклор, выдаваемый за подлинный. Понятие фейклора обычно применяется к процессу имитации речевых и других фольклорных практик[3]. Может быть вариантом фальсификации исторических источников.
Различаются стилизация — использование «народного» стиля для создания различного контента — и имитация, «подделка» народной культуры. Также фейклор отличается от фольклоризма, так как последний не приводит к ошибочному восприятию народного творчества, а только предполагает использование фольклора вне контекста, в котором он был создан[4].
Фейклор обычно представляет собой вымышленные в новейшее время тексты, песни и другие элементы народного творчества, ориентированные на нужды современной аудитории. Центральным элементом является факт демонстрации фейклора как реального народного творчества.
Является одним из ключевых элементов мифотворчества.
В разделе не хватает сносок. (11 июня 2023) |
Термины «псевдофольклор», или «фейклор», был введены американским фольклористом Ричардом Дорсоном, профессором истории США государственного колледжа Мичигана, которого также называют «отцом американского фольклора» и «основной движущей силой в изучении фольклора США». Дорсон ввёл также термин городские легенды, который активно используется в современных изучениях народного творчества. Он определил городские легенды как «истории, которые никогда не случались, но которые распространяются как правдивая информация».
Термин был впервые использован в 1950-е годы при изучении ковбоя Пекоса Билла — персонажа, выдуманного Э. О’Райли в 1923 году. Дорсон активно изучал именно его, поскольку Пекос Билл представлялся в США народным героем, но в действительности он был придуман в начале XX века. Термин получил популярность во время дискуссии Дорсона с автором книг о Поле Баньяне Джеймсом Стивенсом. Учёный предполагал, что персонаж и связанные с ним книги являются искусственным произведением, которое причисляется к устной народной традиции, но в действительности используется для введения общества в заблуждение. Образ Баньяна должен восходить к традиционным рассказам североамериканских народов, но именно Стивенс сделал его популярным, написав несколько рассказов о его приключениях.
Первой обзорной работой, в которой были закреплены теоретические положения изучения фейклора, стал труд Дорсона «Фольклор и фейклор: фольклористские эссе» (1976), в котором автор поднимает тему искусственного конструирования фольклоризмов в различных целях.
Вопросы, связанные с искусственным созданием фольклора, попали в фокус исследователей с начала 1960-х годов. Немецкие учёные, в частности, изучали влияние искусственно сконструированного фольклора на развитие туристической индустрии.
В дополнение к Полу Баньяну и Пекосу Биллу, Дорсон идентифицировал как псевдофольклорного персонажа американского народного героя США Джо Магарака, легендарного силача и героя американских металлургов. Магарак появился в 1931 году в рассказе писателя Оуэна Фрэнсиса. Он описывался как буквально человек из стали, который изготовил рельсы из литого металла голыми руками. Он отказался от брака, чтобы посвятить себя работе. В конце концов, из-за стремления полностью отдаться работе, Магарак бросился в котёл с кипящей сталью.
Фрэнсис заявил, что слышал эту историю от сталелитейщиков-иммигрантов в Питтсбурге, штат Пенсильвания. Писатель сообщил, что, по их словам, «magarac» было комплиментом, но фактически оно означает «осёл» на сербохорватском языке. Так как никаких следов существования Джо Мэгарака до 1931 года в фольклоре не было обнаружено, информаторы Фрэнсиса, возможно, придумали этого персонажа, чтобы подшутить над писателем. В 1998 году Джилли и Бернетт в своей статье указали «только на некоторые признаки того, что история Магарака действительно преобразовалась из „фальшивки“ — в „фольклор“», но в то же время отметили важность этого персонажа как культурного символа США.
Среди других американских народных героев, которые были отнесены к псевдофольклорным, можно выделить следующие:
Маршалл Фишвик описывает этих в основном литераторов как имитации Пола Баньяна[5].
В середине XVIII века шотландский поэт Джеймс Макферсон опубликовал прозаические переводы на английский язык нескольких поэм, принадлежавших, по его словам, барду III века Оссиану[6]. К 1763 году Макферсон издал две большие поэмы Оссиана — «Фингал» и «Темора» — и 21 малую поэму Оссиана. 11 из 16 фрагментов «древней поэзии» вошли как вставные эпизоды в эти поэмы. После публикации «Фингала» на Макферсона обрушились просьбы, переходящие в требования, предъявить подлинные древние рукописи, с которых был выполнен перевод. Макферсон всячески затягивал дело, ссылаясь на свою занятость. Ответом стало издание, содержащее гэльские тексты одиннадцати из поэм Оссиана (включая «Фингала» и «Темору»), вышедшее в 1807 году, уже после смерти Макферсона[7]. Эти тексты, однако, не внесли ясность в вопрос о подлинности поэм Оссиана: по мнению многих исследователей, язык, на котором они написаны, — современный Макферсону гэльский с характерными англицизмами, а сами «оригиналы» — обратные переводы английских «Поэм Оссиана» на гэльский язык. Никаких древних рукописей, хоть сколько-нибудь близких к поэмам Оссиана, до сих пор не найдено, а сами поэмы считаются мистификацией.
В «Черниговских губернских ведомостях » за 1855 год была опубликована поддельная[8] «Сказка про бога Посвистача», якобы отражающая дохристианский сюжет. В ней рассказано о людях, которые жили в старину и поклонялись этому богу, и их старшем князе. Князь собрал войско, чтобы добыть за морем, на христианском берегу «красную княгиню». По молитвам христиан их Бог поднял бурю, море разбушевалось и разбросало корабли. Князь понял, что единственный настоящий бог — это Бог христианский. Князь отправил посланников в христианскую землю креститься. При первом упоминании имени Посвистача к нему имеется примечание: «Вероятно, Посвист, Похвист или Позвизд — Славянский бог погоды». Упоминается об интимной связь бога Посвистача с Макошью («Десь наш Бог Посвыстач спав / Чи в Макуши гуляв»)[8]. Исполнительницей песни, согласно публикатору, была 85-летняя старуха Гэйдыха, проживавшая в селе Красиловке Козелецкого уезда Черниговской губернии. Автор публикации и редактор «Черниговских губернских ведомостей» — одно и то же лицо: фольклорист и поэт Александр Шишацкий-Иллич[8].
Историк Н. И. Костомаров и этнограф А. Н. Пыпин отметили, что дума является произведением новейшего времени. Костомаров писал, что дума современна по языку, «в ней нет ничего древнего». По мнению фольклориста А. Л. Топоркова, Шишацкий-Иллич сам мог её сочинить. Данный сюжет никогда впоследствии не фиксировался фольклористами[8]. В 1874 году украинские историки В. Б. Антонович и М. П. Драгоманов издали обширное собрание украинских дум. В предисловии к книге учёные писали, почему в собрание не включена дума про Посвистача и десятки других поддельных дум. Исследователи предположили, какими мотивами руководствовались фальсификаторы:
Кроме какого-то странного инстинкта к фальсификации, переделывать и подделывать песни и думы малорусские заставляли своеобразный патриотизм, русский и польский, стремление показать в народных песнях следы памяти о глубокой древности, — что заметно в подделке думы о походе князя-язычника в Византию[8].
Однако сюжет сказки как подлинный упоминается в научных публикациях — В. В. Ивановым и В. Н. Топоровым в энциклопедии «Мифы народов мира» («память о Мокоше на Украине сохранялась до середины ХIХ в.»)[9] и В. Н. Топоровым в словаре «Славянские древности» («В украинской песне интимные отношения связывали Мокошь с Посвистачем (Позвизд, Похвист поздних источников), воплощением ветров как особой ипостаси громовержца»)[10].
В 1874 и 1881 годах[11] фольклористом боснийским сербом Стефаном Верковичем[11][12] было опубликовано два тома сочинения «Веда Славян» («болг. Веда Словена») — сборника песенного творчества и легенд, в котором утверждается, что это песни и предания языческих времён, сохранившиеся в устной традиции помаков (мусульманской этнической группы из юго-западной Болгарии) и собранные болгарским учителем Иваном Гологановым[11][12]. «Веда Славян» содержит описания, как утверждается, древних обычаев, связанных с рождением, воспитанием и женитьбой знаменитых героев, прославлением и пением гимнов богам[13]. Имена богов включают как якобы славянские (надёжно не засвидетельствованные), такие как Витна, Коледа, Водна, Росна или Снигна, так и имена индуистских божеств: Вишну и Сива (Шива). Также упоминаются якобы славянские правители, такие как Сада, Синдзе, Талатина, Брахил, Брава, а также мифический Орфей[14].
Вопрос о подлинности содержания этого сборника возник со времени его первой публикации[15][16][14]. Содержание «Веды Славян» соответствует псевдоисторическим идеям Верковича о славянах как наиболее чистых потомках ариев[14][11] и, предположительно, является мистификацией Гологанова[11], призванной доказать древность истории славян[16]. Предполагается, что не найдя в полевых условиях песен на заданные Верковичем темы, Глоганов сам составил такие песни и продавал их Верковичу как оригинальные. Веркович посчитал, что песня об Орфее слишком короткая, и предложил Глоганову награду в десять дукатов, если тот найдет более длинную и полную версию. Вскоре Глоганов предоставил песню из 853 стихов[11]. До издания первого тома «Веды Славян» в Белграде в 1874 году Глоганов составил 56 «оригинальных» стихотворений общим объемом 17 тысяч стихов, которые вошли в этот том. Второй том, изданный в Петербурге в 1881 году, содержит обрядовые песни, сгруппированные вокруг 20 народных праздников, всего 15 тысяч стихов. Глоганов, деятельность которого дорого оплачивалась, оставил работу учителя. Он выстроил целый «пантеон древних фракийцев», то есть, в его понимании, славянских богов, которым дал имена Сива (Шива), Вишну, Игне, Друида и др. Он разработал особый псевдославянский язык, который он назвал «фракийским» и который сохранился в эпических песнях: «Вета е вила ветише, / Хруј ми сефита, / Сефита, удита, / Веј ми санита, / Урум ми тата. / Тата ми финита / Трај ми далита»[11]. Гологанов, несмотря на неоднократные просьбы, не смог назвать никого из народных певцов, песни которых, как он утверждал, были им записаны, и отказался лично встретиться с издателем. В конечном итоге Веркович посчитал себя обманутым и воздержался от дальнейшей публикации материалов[14].
В 1931 году в Москве и Ленинграде прошла серия дискуссий на тему «Значение фольклора и фольклористики в реконструктивный период», по итогам которых была поставлена задача изучения «современного рабочего и колхозно‐пролетарского фольклора»[17]. В середине 1930-х годов в Свердловском книжном издательстве было решено выпустить сборник «Дореволюционный фольклор на Урале». Сбор материала поручили историку В. П. Бирюкову, который должен был сдать сборник в декабре 1935 года[17]. Однако В. П. Бирюков заявил, что «нигде не может найти рабочего фольклора»[17]. Редактор сборника Е. М. Блинова «через четыре месяца общения с П. П. Бажовым, в июне 1935 года, резко изменила направление работы и стала нацеливать В. П. Бирюкова на собирание рабочего фольклора»[17]. Ставший после Е. М. Блиновой редактором сборника П. П. Бажов написал для него сказы «Дорогое имячко», «Медной горы Хозяйка» и «Про Великого Полоза», объявив их фольклорными записями сказов В. А. Хмелинина, которые П. П. Бажов слышал в 1892—1895 годах[17]. Бажов предложил составителю сборника включить в него «рабочий фольклор» — истории, которые он слышал от горняцкого сказителя Василия Хмелинина. В качестве образца писатель показал сказ «Золотое имечко». Но прежде чем вышел в свет сборник, с рукописью ознакомился сотрудник «Детгиза» Владимир Лебедев. Благодаря ему несколько сказов были напечатаны в журнале «Красная новь» (1936, № 11)[18].
Из-за драматических событий в жизни Бажова (в 1937-м он был исключён из партии, в 1938-м восстановлен[19]) сказы, которые публиковались в разных изданиях, выходили либо под инициалами «П. Б.», либо под псевдонимом «П. Брагин». Практически везде имелась пометка «Из сказов Хмелинина»[18].
Позже Бажов вспоминал, что после выхода первых сказов готовилась разгромная статья, в которой ему вменялась в вину «фальсификация фольклора». Писателя спас Демьян Бедный, указавший на книгу Семёнова-Тян-Шанского[20], где дано довольно обширное примечание о горе Азов, которые, дескать, Бажов мог слышать[21]. Хотя в книге содержится лишь короткое упоминание о горе, существовании легенд, связанных с ней, и связь их с золотым прииском, бывшим одно время в низовьях горы. Сам Демьян Бедный принял сказы за фольклор, но впоследствии оказалось, что они придуманы Бажовым[22].
По мнению профессора Университета штата Колорадо, США Марка Липовецкого, сказы Бажова сочетают трудносовместимые установки сказочной и несказочной прозы и являются, по его выражению, типичным воплощением «комических попыток создания „нового фольклора“ (или фейклора), символами которого стали „новины“ Марфы Крюковой и песни Джамбула Джабаева»[23].
Искусственное конструирование фольклора начало активно применяться при формировании советской культуры[24].
Х. Гюнтер в работе «Архетипы советской культуры» описывает процесс формирования образов советских героев, среди которых он особенно выделяет образ лётчика. Звание «Герой Советского Союза» было введено именно после спасения лётчиками челюскинцев, и первыми носителями этого звания стали лётчики. Гюнтер проводит классификацию и типизацию советских героев[25]:
Лётчики стоят на вершине героической иерархии. Стоящие на вершине иерархии и связанные номинацией с легитимирующим власть фольклором/фейклором и публицистикой, они одновременно являются «сынами» «отца» — Сталина и «матери-Родины». В таком виде они встраиваются в советский онтологический миф.
В 1930-е годы отмечалось появление значительного корпуса текстов, стилизованных под фольклорные произведения. В данных произведениях, например, в сказе Марфы Крюковой, фигурирует словосочетание «ясные соколы», что отсылает читателя к русскому фольклору и мифологическому комплексу орнитологической метафоры, которая напрашивается сама собой, когда речь идёт об авиации и авиаторах.
Различные сфальсифицированные фольклорно-мифологические тексты используются в славянском неоязычестве (родноверии). Традиции славянского язычества были в значительной степени утеряны вследствие принятия христианства, поэтому ряд славянских неоязыческих течений в своих представлениях о язычестве и истории славян и других народов опирается на различные фальсификации[26] и использует в качестве источников работы авторов фолк-хистори и близкие к ним тексты. Религиоведы A. B. Гайдуков и Е. Ю. Скачкова отмечают, что родноверы в качестве источников часто используют авторские тексты и вольное истолкование культуры[27].
Во многих направлениях славянского неоязычества значительную роль[29][30] играет «Велесова книга» («дощечки Изенбека»), сочинение, на основании языковых особенностей (написана на смеси ряда бессистемно деформированных современных славянских языков[29][31][32]), содержания[28][33][34][35][29] и истории текста[33] признанное учёными фальсификацией[36][37][38][39][29], вероятнее всего созданной в 1950-х годах её первым публикатором русским эмигрантом Юрием Миролюбовым[29][28][40][33][41][42].
Текст делится на три части: гимны языческим богам, «историческое» повествование и заключительные гимны, совмещающие язычество и монотеизм («бог и един и множествен»)[29]. Согласно «Велесовой книге», славянская языческая религия была человеколюбивой[35], боги славян не требовали как человеческих жертвоприношений[35][41], так и жертвоприношений животных («боги русов не берут жертв людских и ни животными»), однако в других местах текста, напротив, неоднократно сообщается о принесении в жертву животных[35]. «Велесова книга» упоминает обширный пантеон богов. Сквозной темой является образ славян как «внуков Дажь-Божьих»[41]. Заключительные гимны «примиряют» язычество и монотеизм: «бог и един и множествен»[29]. Неоднократно как славянские упоминаются индоиранские (ведические, «арийские») божества, неизвестные из славянской традиции (причём их имена даны в новом фонетическом облике, исключающем родство или древнее заимствование). Вводится учение о Яви, Прави и Нави — концепция трехчастного строения мира, состоявшего из Яви (видимого мира), Нави (потустороннего мира) и Прави (мира законов).
«Велесова книга» существенно беднее в плане деталей, общего стиля и других характеристик, чем какой-либо настоящий древний миф, эпос или летопись; включает некоторые характерные библейские (то есть еврейские и греческие) обороты; отражает слабые представления автора о мышлении людей прошлого и содержит ряд анахронизмов[33][34][35][29]. «Мифология», предоставленная в «Велесовой книги», имеет ряд черт, которые не встречаются в мифологии славян и каких-либо других народов (триада «Явь, правь и навь» и др.)[43][44][45]. По мнению филолога А. А. Алексеева, для «священного писания» «Велесовой книге» не хватает пророческого элемента. В подобиях гимнов и молитв, которые содержит «Велесова книга», слабо выражены поэтические формы: нет звуковых повторов (аллитераций), грамматической рифмы, ритмические построения расплывчаты, метафорический язык беден. В целом произведение не содержит органической религиозной концепции[33]. Историк В. А. Шнирельман отмечает, что структура исторического повествования «Велесовой книги», основанного на идее линейного времени, идёт вразрез с дохристианским языческим мировоззрением. В то же время «Велесова книга» является ярким антихристианским текстом, якобы отстаивавшим некие «языческие ценности» от наступавшего со стороны греков христианства. Идея «Велесовой книги» об отсутствии у славян человеческих жертвоприношений противоречит данным археологических и письменных источников[35].
В ряду других фальсификаций «Велесова книга» выделяется масштабом как самой фальсификации, так и попыток доказать её подлинность[41].
Существуют различные варианты перевода «Велесовой книги» на современный русский язык, как правило, выполненные непрофессионалами, не имеющими филологического образования и опыта переводческой деятельности. Наиболее известными являются «переводы», выполненные неоязыческим автором Александром Асовым, издавшим большое число псевдонаучных работ по истории и мифологии, связанных с «Велесовой книгой»[30]. Во многих изданиях текст «Велесовой книги» пополнен Асовым рядом других сочинений, таких как «Славяно-русские Веды» — якобы «реконструируемые» Асовым «Песни птицы Гамаюн» и «Книга Коляды» и опубликованные фальсификатором[46] А. И. Сулакадзевым в начале XIX века псевдоязыческие тексты, например, «Ярилина книга», «Тризны Бояновы»[47]. Вопреки устоявшемуся со времён Сулакадзева мнению учёных, Асов считает их не подделкой, а подлинными сочинениями, предлагает своё чтение и разбиение на слова. «Песни птицы Гамаюн» — это «своеобразная авторская стилизация, в основу которой положена псевдореконструкция гипотетического „узелкового письма“ древних славян, отождествляемого составителями сборника [„Русские веды“] с легендарными „чертами и резами“»[48]. Историк Н. А. Соболев называет Асова фальсификатором. К числу фальсификатов Асова он относит «Песни птицы Гамаюн» (представленные автором в качестве реконструкции «узелкового письма древних славян»), «Звёздная книга Коляды» (отнесённая автором к неопределенным «народным книгам», состоящим из рассказов его бабушки, его собственных идей и др.), «Златая цепь: Мифы и легенды древних славян» (продолжает идеи Юрия Миролюбова в области поиска связей между русским язычеством и ведической культурой)[49].
В разделе не хватает сносок. (11 июня 2023) |
Термины «псевдофольклор» и «фейклор» некоторые исследователи считают излишне эмоциональными и субъективными. Противники подхода Дорсона утверждают, что они могут использоваться с целью повышения популярности того или иного труда, придания ему скандального характера.
Также существует мнение, что искусственно созданный фольклор и массовая культура постоянно влияют друг на друга, и это взаимное влияние должно быть изучено, а не осуждено с применением такого эмоционально окрашенного термина. На некоторых этапах развития культура нуждается в новых героях, и не существует этических или других ограничений, которые бы воспрепятствовали бы созданию фольклорных персонажей, решающих определённую культурную задачу.
Фейклор.